Fakir Baykurt
Keklik
Roman

Факир Байкурт
Куропатка
1975
Перевод М. Пастер и Т. Меликова

Параллельный текст подготовила
Анна Мамонтова: anna-mamontova@yandex.ru

l DURU GÖĞÜN ALTINDA
Elvan Çavuşun torunu Yaşar'in anlattığı parça. Yaşar on ikisinde. Köy okulunu bitirdi. Bir yere gidemedi. Köyde kaldı.

Babası Seyit. Anası Ismahan. Ali adında bir büyüğü, Burgaç'la Duduş adında iki küçüğü var. Kekliği var.

Yaz bitiyor. Sabah...

Sofradan kalkıp sayvana çıktım.
"Ört ört kapıyı!" diye bağırdı anam.

Unutmamıştım, elbet örtecektim. Demeden edemedi. O kadar çok üşüyor ki şu anam! Buyuyor. Örttüm hemen.

Çok yukarılardan, ak bulutların arasından gün vuruyor. Ama ısıtmıyor. Ağustosun yarısı yaz, yarısı kış diyorlar.

1. ПОД ЯСНЫМ НЕБОМ
В этой главе повествование ведется от лица Яшара, внука Эльвана-чавуша. Яшару — тринадцать. Он только что окончил сельскую начальную школу, никуда не уехал, остался в деревне.
Отца Яшара зовут Сейит, мать — Исмахан. Есть у него старший брат — Али и младший — Бургач и сестренка Дуду. И еще есть куропатка.
Лето на исходе.
Утро...

Я встал из-за стола и пошел к выходу.
— Дверь не забудь за собой прикрыть! Слышишь? — крикнула мне вслед мама.
Что за человек! Не может без напоминаний. Закрою, закрою. Мама у нас такая мерзлячка! Вечно зябнет. Я плотно прикрыл за собой дверь.
Над горизонтом, из-за тучек, пробивается солнце. Тепла от него — самая малость. Половина августа у нас

Günlük güneşlikken bile soğuk oluyor ortalık. İçerde ben de üşüdüm. Onun için çıkıp güne durdum.
Bıcımık ısınır gibi olunca yuvağın üstüne oturdum. Yuvak, ak mermerden. Dam yuvduğumuz yuvarlak taş. Bir yanı biraz kırık. Hem de eski. Belki dedemin dedesinden kalmış. Belki daha eski.

Babam yenisini yondurdu. Yeniyi dambaşına çıkardık. Eskiyi sayvana indirdik. Ak mermer daha soğuk. Buyduruyor tam..

Ben heralım babamdan çok anama çekmişim. Güz dedi mi donmaya başlıyorum. Anam da öyle. Sızılı her yanları. Çul çuval örtünür otururken.

Eskiden evimizin sayvan üstüne bu kapısı yoktu. "Heybe plan" diyorlar: İki yanda ikişer oda, ortada hayat.

Önüne sayvanı yapmış dedem. Ekmeğimizi aşımızı hayatta yeriz çokça. Hayattan oturup bakması hoş olur. Geniş bükler aşağılara doğru uzanır. Açıklıktır önümüz.

лето, половина зима. Так говорят старшие.
Солнышко-то светит, да не греет, холодина собачья, тем более в доме. Побуду во дворе, авось согреюсь.
Вскоре мне и вправду стало теплее, и я пристроился на юваге. Юваг — это такой каменный жернов. Он у нас из белого мрамора. С одного боку юваг треснул; мудрено ли — он ведь старый-престарый, завел его не иначе, как дед моего деда.
Отец недавно заказал новый юваг, его подняли на крышу, а этот, старый, выволокли во двор, под навес. От белого мрамора так и тянет стынью, бр-р.
Я, видно, в маму пошел, не в отца: осень только-только начинается, а я уже зябну. Мама, когда сидит, все время норовит мешковиной прикрыться и вечно стонет: то одно болит, то другое.
А ведь недавно этой двери вовсе не было. Дом наш построен наподобие хейбе (Хейбе — сумка, состоящая из двух частей, обычно вешается через плечо.): две комнаты, а промеж них под навесом дворик.
Этот навес не так давно смастерил дед, стало уютно, мы часто кушаем здесь. До чего ж у нас славно! Сижу, любуюсь. А там, внизу, широкой полосой убегают вдаль тугаи — густые приречные

"Ben dondum, ben buydum.." "Öldüm öldüm..'
Babam ağaç direkler buldu. Kerpiç kestik harımdan. Biraz da çamur kardık. Baharın sıcak günleriydi. Kaba sıva üstüne ince sıva. Onun da üstüne ak toprak. Ak pamuk gibi toprak.

Çayoba'nın oradan kazarız. Evleri, hayatları sıvarız. Çok toz olur pırtımız. Burnumuz, boğazımız. Anamgil temiz oluyor diye severler, ben sevmem. Bir de kapı takınca böyle kapandı önümüz. Çok kızıyor bu işe dedem. Ucunda başkası olsa dünyada yaptırmazdı. Anam olunca ses çıkarmadı. Anama ısınıktır.
Tabii asıl sevdiği benim, dedemin. Yüzük gözlü dedemin.

Ali ağamı da sever ama beni daha çok. Benim küçüklerim Burgaç'la Duduş var, onları da sever tabii. Ama beni daha çok. Bu saklı bir şeydir. Aramızda. Bunu bir o bilir, bir ben. Sezdirmez başkasına. Ben de sezdirmem.

Dedemin sevmediği kimdir bilir misiniz? Babam! Babamı biraz "kabazeyin" bulur. "Ekiz akıllı!" der. "Ekiz akıllı : Bir aklı iki kişi

заросли. Дом стоит на открытом месте.

Ах, озяб я, ах, озяб, умираю!..

А еще было так: отец раздобыл толстые балки. Мы наготовили кирпич-сырец. Стояли погожие весенние денечки. Стены оштукатурили, побелили. Теперь они белющие, как хлопок.

Известку наши берут в Чайоба. Ею здорово белить стены домов и ограды. Но пока ее накопаешь, наглотаешься едкой пыли вдосталь, и всю одёжу ею пропитывает. Мама любит, когда белят стены, говорит: чистота — красота. А я не люблю. Дверь приладили под самый конец. Теперь из нашего дворика ничего не видать. Ух и сердился же дед на это! Если бы не мама, а кто другой вздумал навесить дверь, он бы ни в жисть не дозволил. А маму дед любит, все ей прощает.
Но больше всех дед любит меня. У деда глаза круглые, как колечки. Он и брата Али любит, но меня больше. Он и Бургача с Дуду любит, но меня все-таки больше. Такая уж промеж меня и деда тайна. Хотя ни он, ни я виду не кажем.

А знаете, кого дед ничуть не любит? Отца моего! Ей-богу. Считает, что он малость с придурью, говорит, у него ум

bölüşmüş!" Biraz da "kendimci", "çıkarsever" bulur, onun için sevmez. Sevmediğini açıklamasa da anlarım.

Orda taşın başına çönüp duruyordum, dedem geldi. Ayaklarına mes giymiş. Kapıyı aralık bırakmış, ardından benim keklik geldi. Saçakları dolandı, iki üç adım sekti. Sonra saçağın topraklı bir yerine kapanıp eşinmeye başladı. Bakıyorum nasıl coşkun eşiniyor! Çilli kekliğim!
Dedem oturmadı. Yanıma. Uzaklara bakıyor, ötegeçedeki yarmalara. Yarmaların ötesindeki Çankırı köylerine. Minaresiyle filan dikilip durur Kaşlı. Dedem hiç sevmez o köyü. Ben de sevmem. Bizim köye düşmandır. Aramız mera yüzünden açık. Bizim köyün adı Dökülcek.
Arada büklerimiz görünüyor.
Büklerimiz..

Aaaah, Kaşlı'nın hain adamları! Çok horsunurlar bizi. Kalabalık oluşlarına güvenirler. Biz ufak köyüz. Irmak dibimizden geçer. Büyükcek bir "Z" harfi, üst ucunda biz, alt ucunda Kaşlı. Irmak, iki

как у близнеца. Это значит, один ум, напополам разделенный. Еще дед говорит, что отец чересчур собою дорожит, любит себя, во всем своей выгоды ищет. Вот за это он его и недолюбливает, хотя тоже виду не показывает, но меня-то не проведешь!
Сижу себе на юваге, посиживаю, тут дед, и — прямиком ко мне. На ногах у него чувяки-месты. Дед оставил за собой дверь открытой, и следом за ним — шлеп-шлеп — явилась моя куропаточка. Перья у ней спутались вокруг лапок, вот и ковыляет потешно. Приблизилась ко мне, остановилась и давай перебирать клювом перышки, очищаться от пыли и грязи. Здорово у ней это получается! Ах ты моя куропаточка-рябочка!
Дед остановился рядом со мной, но садиться не стал. Стоит себе, смотрит вдаль, на бугры да взгорки. Там за ними деревни Чанкары, Кашлы со своим минаретом. Дед недолюбливает Кашлы. И я тоже. Кашлынцы спокон веку не ладят с нашими. А все из-за выгона.

До чего ж негодящий народец эти кашлынцы! Сколько крови нашим перепортили! Думают, раз их тринадцать на дюжину, то им все с рук сойдет. Наша деревушка, понятно,